Образ кавказских горцев в работах историков Российской империи

Говоря об оценке горцев, их образа жизни, военных действий, религии российскими историками имперского периода, необходимо понимать, что многие из них писали свои произведения практически сразу после завершения военных действий. Некоторые из этих исследователей успели и сами принять участие в войне. Неудивительно, что российские офицеры зачастую могли относиться к горским народам с определённой долей предубеждённости, продолжая видеть в них врагов, пускай и побеждённых.

Большое значение мог иметь также присущий вообще для данной эпохи дискурс, в рамках которого действия европейских стран против народов других континентов рассматривались как своеобразная цивилизаторская миссия. Вполне естественно, что для наиболее отчётливого представления своих достижений в качестве цивилизаторов местные народы, в том числе и кавказских горцев, необходимо было представить как можно более дикими и нецивилизованными, нуждающимися в покорении со стороны России.

В тоже время многие исследователи стремились к объективному отражению исторических событий, отмечали многочисленные достоинства горцев, признавали за ними своеобразную самобытность, которая вовсе не мешала развитию цивилизации. Многие историки полагали возможным развитие мирных и добрососедских отношений между горцами и русским населением Кавказа.

Всё это приводило к тому, что в трудах историков имперского периода мы можем встретить достаточно противоречивые взгляды на самих горцев и особенности их взаимоотношений с русским населением и российским государством.

Вполне естественно, что наибольшей симпатией среди народов Кавказа и Закавказья среди российских историков пользовались те, кто являлись христианами, то есть армяне и грузины. Романовский писал про них, что они «стоят на высшей степени общественного развития, нежели прочие обитатели Кавказа». При этом оценки этих народов отличались, с современной точки зрения, наивностью и попытками распространить на всю нацию некие общие стереотипы. Так всем грузинам приписывалась храбрость, а армянам склонность к занятию торговлей и науками.

Впрочем, Романовский склонен был отмечать достоинства и других кавказских народов, даже тех, которые исповедовали ислам. Он с большой симпатией отзывался, например, о черкесах, которые, по его мнению,

Говоря об общественном устройстве черкесов, Романовский отмечал, что оно во многом напоминает порядки характерные для демократических республик. Кабардинцы, по мнению вышеуказанного автора, отличались наряду с присущей черкесам храбростью, большей степенью цивилизованности.

Конечно, нельзя сказать, что Романовский выделял только положительные черты в народах Кавказа. Так при описании чеченцев, историк счёл нужным отметить, что они

Описывая лезгин и аварцев, Романовский отметил, что они отличаются угрюмым нравом.

Давая общую характеристику всему кавказскому населению, Романовский отмечал, что благодаря постоянным междоусобным войнам, а также столкновениям с внешними противниками у всех кавказских народов выработалась готовность в любой момент быть готовыми к сражению. Во многом воинственность и тяга к независимости, по мнению историка, объяснялись также природными условиями проживания.

Привлекал исследователей и вопрос о религиозности горских народов. Большинство из них исповедовало ислам, однако, по мнению Романовского, распространяться мусульманская религия начала среди горцев сравнительно недавно. И даже после того как ислам формально утвердился среди большинства кавказских народов, они далеко не полностью ко временам Кавказской войны усвоили все нормы шариата и религиозного вероучения. По мнению Романовского, горцы

Историк приводил описания современников, которые рассказывали о религиозных традициях черкесов, которые сохранили как пережитки язычества, так и следы былой христианизации. При этом местная элита в гораздо большей степени была исламизирована, чем остальные представители этого народа.

Романовский давал в своих лекциях также короткий очерк социального устройства горских племён. Он писал, что у большинства из них выделилась уже аристократия, наряду со свободными не благородными по происхождению людьми. Однако при этом власть аристократии могла распространяться только на лично зависимые категории населения. Все же наиболее значимые общественные дела решались на народных собраниях, причём правом голоса обладали все свободные мужчины.

Романовский описывал большое значение в жизни горцев такого социального института как кровная месть:

При этом историк, правда, признавал, что при согласии пострадавшей стороны месть может быть отменена в случае материальной компенсации обиды, которая выплачивается оружием, серебром, лошадьми. Причём считается, что честь пострадавшей стороны после этого удовлетворена и она лишается права на месть.

Романовский выделял особенности частной собственности у горцев. Право частной собственности отдельного человека могло распространяться только на ту землю, которая требовала труда. Пастбища или лесные участки находились в совместной собственности того или иного рода. Постоянные войны наложили свой отпечаток на жизнь горцев, сделав нормой то, что каждый свободный человек считает необходимым постоянно иметь при себе оружие.

Романовский среди положительных черт горцев выделял их выдающееся уважение к старшим:

Ещё одной характерной чертой кавказских горцев было обострённое чувство гостеприимства, которое могло доходить до того, что безопасность гостя нужно было отстаивать даже ценой собственной жизни.

К моменту Кавказской войны горцы продолжали на большей части территории Кавказа проживать своеобразными родовыми общинами, которые предоставляли каждому члену рода защиту и покровительство, но при этом могли требовать от него и беспрекословного подчинения. Конечно, эта общественная система не являлась чем-то полностью застывшим. Как раз на время Кавказской войны пришлись значительные перемены в социальном устройстве многих народов. По мнению Романовского, как и многих других историков, это было связано с распространением идей мюридизма, которые предполагали равенство всех сословий в целях лучшего объединения для борьбы с неверными.

Экономическое развитие и уровень материального достатка горцев Романовский оценивал весьма низко. Это было, по его мнению, связано с особенностями психологии и характера. За исключением войны, где горец мог быть неутомим, во всех остальных занятиях он, по замечанию историка,

Правда, в определённом смысле Романовский практически сразу же начинает себе противоречить, когда переходит к описанию кавказского земледелия, которое вынуждено было развиваться преимущественно в весьма неподходящих условиях и требовать от земледельцев упорства и терпения. Впрочем, Романовский полагал, что весьма важную роль в равнодушном отношении горцев к материальным благам сыграла также привычка к практически не прекращающимся войнам. Именно эти войны

По мнению историка, если горцев не вынуждали к активности внешние обстоятельства, то они предпочитали проводить свою жизнь в праздности. Однако это правило не распространялось на женщин. Все домашние и полевые работы возлагались горцами именно на них.

Романовский полагал, что во многом препятствием к благосостоянию для горцев была их привычка к тому, что историк называл «мелким хищничеством», то есть набегами на поселения враждебных народов, в том числе и русских. При этом Романовский полагал, что

В целом Романовский рекомендовал всем отказаться от привычного для многих представителей российского общества взгляда на горцев, как на дикарей. Историк полагал, что

В частности, Романовский отмечал, что у каждого горца есть представления о том, что он обладает определёнными правами.

Конечно, среди российских историков данного периода можно найти и гораздо более критичное отношение к представителям горских народов. Такой взгляд во многом был характерен для Н. Ф. Дубровина. Говоря о том, что некоторые чеченские аулы считались на определённом этапе покорения Кавказа мирными, он не забывал добавить, что они всё равно оставались центрами грабительских набегов. Вот как эмоционально историк описывал эти чеченские поселения:

Стоит правда отметить, что в данном случае Дубровин хоть и говорил именно о чеченских аулах, однако акцент делал всё же не на национальности. В частности он писал о том, что в этих аулах хватало беглых русских солдат, которые после принятия ислама весьма активно участвовали в набегах на своих бывших соотечественников.

Тем не менее, Дубровин предпочитал именно о чеченцах говорить, что они не признают никакой власти кроме собственного своеволия. Дубровин, в отличие от Романовского, полагал, что чеченцы во многом руководствовались идеологическими нормами ислама, по крайней мере, в той их части, где говорилось о необходимости войны с неверными. Дубровин полагал, что можно было говорить о некой коллективной ненависти чеченцев к христианству. Причём эта ненависть активно подогревалась местным духовенством. По мнению историка, единственным способом умиротворить чеченцев являлись военные действия.

При этом Дубровин во многом был согласен с точкой зрения Романовского о том, что горцы были склонны довольствоваться очень малым, что позволяло им на протяжении долгого времени вести военные действия там, где другие предпочли бы уже давно сложить оружие.

В большинстве случаев, даже весьма критически настроенные по отношению к горцам историки признавали за ними такую добродетель как храбрость. Подобный подход весьма часто встречается в произведениях С. С. Эсадзе. Например, описывая жизнь племени абадзехов, он не забывал отметить, что

Стоит отметить, что Эсадзе в своём произведении не только отмечал те или иные черты характера, но и пытался найти причины, которые привели к их появлению в связи с историческими обстоятельствами. Так историк писал, что предки черкесов, которых он именовал адыгами, ранее отличались не только воинственностью, но и трудолюбием, благородством. Однако под влиянием практически бесконечных военных столкновений в их поведении, характере и традициях всё больше развивались те черты, которые должны были помочь им выжить в этой постоянной войне. Главным умением для черкесов стало умение владеть оружием. По мнению Эсадзе, жизнь, связанная с набегами и постоянными военными опасностями, стала восприниматься черкесами как единственно правильная и достойная.

Важнейшей ценностью для черкесов являлись хорошо выезженные лошади, ведь нередко именно от коня зависело, сумеет ли горец сохранить собственную жизнь. Горцы одинаково умело пользовались как огнестрельным, так и холодным оружием. Эсадзе видел много общего в быте кавказских горцев и русских казаков, так как они проводили свою жизнь в схожих условиях. При этом друг друга эти люди воспринимали как достойных соперников.

Столь же храбрыми описывались и чеченцы в другой книге Эсадзе. По мнению историка, они были не способны противостоять регулярной армии в открытом бою, но

В. А. Потто в своём произведении давал достаточно объёмный очерк чеченской истории до момента начал контактов с русскими. Он писал, что чеченцы сами на протяжении достаточно долгого времени страдали от набегов соседей. Пока под влиянием внешней опасности не пришли к необходимости гораздо большей консолидации. Однако после этого они уже не готовы были довольствоваться только обороной, а сами начали опустошать набегами земли своих соседей. Именно в чеченцах Потто видел тот народ, который стал для России главным препятствием для быстрого покорения Кавказа. По мнению историка, русские

Потто полагал, что даже внешность чеченцев показывала, что они являются свободолюбивыми людьми и храбрыми воинами. Впрочем, историк отмечал, что во многих своих чертах чеченцы были сходны с другими горскими народами. Это касалось вспыльчивости, неукротимости, умения легко переходить от одного впечатления к другому. Однако Потто отмечал и некоторые негативные черты чеченских горцев даже по сравнению с другими обитателями Кавказа. Историк уверял, что

Потто полагал, что военные таланты чеченского народа сами по себе были не столь уж велики, но всё могло компенсироваться личной храбростью отдельных чеченцев, их способностью полностью забывать об опасности. При этом чеченцы предпочитали не вступать в открытые столкновения. По большей части не предпринимали попыток защищать свои аулы, если их не заставали там врасплох. Впрочем, по мнению Потто, это было вполне разумно, так как они не хранили в своих жилищах ничего такого, чем стоило особенно дорожить.

Во время боя чеченцы, по описанию Потто, могли впадать в состояние какого-то боевого экстаза.

Для Потто чеченцы оставались варварами и дикарями, которых он даже не хотел именовать воинами, предпочитая называть разбойниками. В своей отрицательной оценке он доходил того, что сравнивал их в нравственном отношении с волками. По мнению историка, именно эти черты характера, дикость и необузданность мешали чеченцам достигнуть успехов в экономике и общественном развитии. Упоминал Потто и про обычай кровной мести, который зачастую приводил к долгой и упорной вражде между родами, что тоже не способствовало установлению в чеченском обществе социальной гармонии.

Историк не скрывал, что обычай кровной мести мог использоваться русскими в своих интересах. По выражению Потто, этот обычай

Потто уделил внимание такому достаточно специфическому обычаю как абречество, которое в наибольшей степени было распространено именно в Чечне. Историк уточнял, что русские обычно именовали абреком вообще всякого смелого горца. Но у самих чеченцев абреком считался тот, кто принял обет отчуждения от общества в силу необходимости мести или ещё каких-то личных причин. Эти люди представляли опасность не только для чужаков, но и для своих. Потто приводил в своей работе клятву абрека, которая может быть названа настоящим манифестом ненависти к человечеству.

При этом зачастую абреки предпочитали выражать свою ненависть именно по отношению к русским и шли в первых рядах сражающихся горцев. Потто писал о том, что абреков можно было уничтожить, но невозможно захватить в плен.

Стоит, однако, отметить, что описывая горцев как прирождённых разбойников, Потто не просто констатировал этот факт, но и пытался найти причины этого в особенностях социально-экономического развития региона. Он сообщал, что, например, в Дагестане возросшее население могло собственным трудом обеспечить пропитание едва ли для половины жителей, что делало совершение набегов практически неизбежным.